Тринадцать способов убить Лалабелль Рок [Литрес] - Мод Вулф

можешь просто убить меня?

– Это не так-то легко, – говорит она. Звонок звонит, и она проводит пальцами по своим волосам. От ее ледяного спокойствия не осталось и следа.

– Прошу тебя.

Она пощипывает свой нос, потом, вероятно, принимает решение, потому что встает и идет к двери.

– Поднимайтесь, – говорит она в домофон, возвращается ко мне и тянет меня за руку. – Вставай. Подождешь в моей комнате. Я избавлюсь от них.

– Но, – бормочу я, – инженер…

– Я и от него избавлюсь.

Она ведет меня через дверь в аккуратную маленькую спальню и помогает мне лечь на покрывало с цветочным рисунком.

– Просто… сиди тихо, ладно? – говорит она, и прежде чем она уходит, я ловлю ее за руку.

– Спасибо.

Она смотрит на меня, ее лицо непроницаемо.

– Может, она была права насчет тебя.

Я не успеваю спросить кто, потому что она уже вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Спустя мгновение дверь открывается и на кровать летит моя папка.

Прижав папку к груди, как плюшевого медведя, я лежу и таращусь на картину над туалетным столиком. На ней широкий глаз с неоднозначной эмоцией. Не очень хорошей эмоцией.

Я слышу, как в другой комнате открывается дверь и раздаются приглушенные голоса. Затаив дыхание, я с трудом откатываюсь к дальней стене. В комнате есть окно, а за ним нечто, похожее на пожарную лестницу. Моя рука уже на задвижке, когда я слышу, как к двери в спальню с цокотом приближаются каблуки. Стараясь не производить шума, я падаю на пол и заползаю под кровать именно в тот момент, когда дверь открывается.

– Ее здесь нет. – Голос женский. Юрист. Из-под кровати мне видны ее туфли, каблуки глубоко утопают в ковре.

– Когда в последний раз тебя проверяли? Сколько времени прошло? – спрашивает из другой комнаты инженер.

– Три месяца, – голос Портрета звучит приглушенно. В нем покорность.

– Выбери цвет.

Дверь все еще открыта. Туфли идут прочь от меня. У двери юрист наклоняется и трет щиколотки. Я прижимаю руку ко рту.

– Ее нет, – с нетерпением повторяет она.

– Иди сюда, взгляни на это, – говорит инженер, и дверь закрывается.

Я пользуюсь шансом. Открыть задвижку очень просто, а вот пролезть в окно и перебраться на пожарную лестницу не очень. Такое ощущение, будто ползешь сквозь патоку, в которую кто-то намешал толченое стекло. Снаружи ветер вцепляется в мою одежду. Я почти на одном уровне с эстакадой. Фары слепят меня, когда я спускаюсь вниз; через весь город тянутся две змеи, белая и красная. Под ними в темноте мерцают неоном огромные башни.

Я спрыгиваю с последней ступеньки и жестко приземляюсь, удар отдается в колени. С трудом поднявшись на ноги, прижимаюсь к стене.

У здания стоит минивэн «Митоза». Водителя мне не видно, но сейчас темно. Я стою на месте, взвешивая свои шансы. Уже собираюсь бежать к нему, когда на улице появляется такси и останавливается на красный сигнал светофора. Я неуклюже, прихрамывая, бегу к такси и успеваю открыть дверцу как раз в тот момент, когда загорается желтый.

– Прошу прощения, – говорю я и забираюсь внутрь. – Вы могли бы увезти меня подальше отсюда, на пару кварталов? У меня нет с собой денег, но…

– Всё в порядке, – говорит голос с переднего сиденья. – Отвезу бесплатно.

Я с облегчением откидываюсь на спинку. В салоне очень сильно пахнет картошкой, супом из лука-порея и нафталиновыми шариками. Мы едем вперед, и я оборачиваюсь и вижу, как из дома выводят фигуру в белом.

Я не знаю, почему они забрали ее. Интересно, сожалеет ли она о том, что не убила меня, когда у нее был шанс?

– Долгая ночь? – спрашивают меня с переднего сиденья. – Выглядите так, будто вы с войны.

Я устало киваю и, закрыв глаза, позволяю своей голове откинуться на подголовник.

Я не дура. Я знаю, что это опасно. Знаю, что нельзя садиться в незнакомые машины. Знаю, что водитель может быть еще одним Портретом, который ждет возможности убить меня. Или самой Лалабелль, или, вероятно, Викингом, или кем-то еще из длинного списка людей, которые могут причинить мне вред или убить меня. Людей, с которыми я даже не знакома, но которые желают мне смерти. Однако у меня болит нога. У меня болит рука и спина, живот и подбородок. Если не открывать глаза, можно представлять, будто я просто сижу в теплом месте.

Я хочу, чтобы мир был ласков ко мне, только не знаю, заслуживаю ли этого. Я-то к миру ласкова не была.

– Ну, как идут дела? – спрашивает у меня водитель. – Почти закончили?

Я открываю глаза. В зеркале заднего вида я вижу слабую улыбку модистки. Ее руки уверенно сжимают руль. Я бы расплакалась от радости, если б могла. Испытываю такое облегчение, что забываю о необходимости бояться и не удосуживаюсь задаться вопросом, как она здесь оказалась. А может, я уже мертва и она перевозит меня в загробную жизнь? В некотором роде это было бы утешением – знать, что Портреты куда-то попадают…

– Дела идут совсем не хорошо. Я разбила свою машину, потеряла пистолет, и мне осталось разобраться еще с пятью Портретами. И у меня болит рука. И я погубила костюм, который вы сшили для меня.

– Это жаль, – говорит Мари и слегка сбавляет скорость, чтобы нас обогнала едущая сзади машина. На зеркале заднего вида болтается что-то серебристое. Это швейная игла на длинной красной нити. – Хороший был костюм. Но пять – это не так много. Похоже, вы почти закончили.

– Похоже на то, – говорю я. – А что потом? Что мне делать, когда моя миссия закончится?

Она снова улыбается.

– Найдете новую миссию и начнете сначала.

Я не понимаю, но мне хочется порадовать ее, поэтому я киваю.

– Почему вы водите такси? Разве вы не работаете в «Уэллспрингс»?

– В дневное время, – говорит она. – Но мне нравится колесить по городу. В темное время суток он совсем другой. Мы приехали.

Она останавливает машину, однако двигатель не выключает. Мне не